«Снежок» — так назывались эти учения. Место проведения — Оренбургская область, Тоцкий полигон. Дата — 14 сентября 1954 года. Боевая задача — прорыв обороны противника после атомного удара. Омичи Иван Бедрин и Геннадий Максименко были непосредственными участниками тех событий.
Атомный кулак
К сентябрю 1954 года уже отгремел первый взрыв на Семипалатинском полигоне. Казалось бы, вот идеальное место для проведения полномасштабных учений с использованием атомного оружия. Но почему же тогда выбор пал на Оренбургскую область, почему для репетиции третьей мировой выбрали полигон в Тоцке?
Дело в том, что этот район представляет собой холмистую местность, покрытую лесом. Рельеф местности здесь очень напоминает Западную Европу. По мнению советского руководства, именно оттуда в те годы могла начаться агрессия. А мы, как всегда, готовились дать агрессорам по зубам, собрав силы в кулак.
Кулак же вышел немаленький. В общей сложности в «репетиции апокалипсиса» принимали участие около 45 тысяч бойцов, 600 танков и самоходно-артиллерийских установок, 500 орудий и минометов, 600 бронетранспортеров, 320 самолетов, 6000 тягачей и автомобилей.
— Руководил учениями маршал Жуков, — вспоминает Иван Бедрин, служивший в то время авиатехником на местном аэродроме. — Чтобы показать всему миру мощь нашей армии, в качестве наблюдателей были приглашены офицеры из Чехословакии, Венгрии, Польши и других социалистических стран. Маршала Рокоссовского, возглавлявшего польскую делегацию, мы встречали у трапа с оркестром.
В это же время другой наш земляк, Геннадий Максименко, инспектировал полигон. Точнее, инспектировал командир батальона, которого сержант Максименко возил по объекту на своем ГАЗ-63. Комбат лично хотел убедиться, что все готово к учениям.
— Чтобы узнать, как действуют на технику поражающие факторы взрыва, на полигоне установили танки и самолеты, — поясняет Геннадий Григорьевич. — А в окопы и блиндажи посадили коров, баранов и лошадей, изображавших солдат.
О том, что настоящих солдат тоже могут использовать как подопытных кроликов, никто не догадывался.
Приказано уничтожить
В 6.00 по местному времени бомбардировщик Ту-4 поднялся в небо с аэродрома Владимировка близ города Ахтубинска Астраханской области. В 9.34 он появился над полигоном. В сильный бинокль можно было увидеть, как от него отделилась какая-то точка. Максименко не знал, что это была атомная бомба РДС-2 мощностью 40 килотонн. Да и не видел он ничего, лежа в окопе.
— Наша автоколонна шла маршем в сторону полигона, — вспоминает то утро Геннадий Григорьевич. — По команде «газы!» мы бросились из машин.
Заглушить двигатель, натянуть маску противогаза — считанные секунды. Еще доля секунды ушла у Геннадия, чтобы нырнуть в ближайший окоп. Он лежал лицом вниз, с крепко зажуренными глазами, как учили его офицеры.
Но даже это не помогло. Сквозь плотно закрытые веки резануло ослепительным светом. Казалось, что к самым глазам поднесли сварочный аппарат и приступили к работе. Затем раздался оглушительный грохот, сверху посыпались комья земли…
Иван Бедрин, находившийся в это время на аэродроме, тоже укрылся в траншее. До эпицентра было всего лишь пять километров.
— Земля так тряслась, что мы даже лежа подпрыгивали, — говорит он. — Друг мой Толя кричит: «Ваня, что это?!» Я же в ответ: «Не знаю, лежи себе тихо! Потом разберемся».
Когда все отсверкало и оттряслось, Бедрин выбрался на поверхность. Впереди вырастал черный ядерный гриб. Казалось, что он нависает прямо над головой омича. Где-то неподалеку в небе ревели моторы. Это целыми эскадрильями в сторону эпицентра шли самолеты. И бомбили, бомбили, бомбили «поверженного врага». А землю утюжили танки.
— Мы с Толей смотрели на все это, словно в кино, — вспоминает Иван Дмитриевич. — И вновь земля задрожала. Как оказалось, по «отступающему противнику» стали работать «катюши».
Учения завершились полным разгромом врага.
Эхо взрыва
На следующее утро Геннадий Максименко снова повез комбата на полигон. До места падения атомной бомбы они не доехали два километра — двигаться дальше было самоубийством. Но и того, что увидели, им никогда не забыть. Танки, перевернутые и искореженные ударной волной, помятая бронетехника, разрушенные траншеи, заполненные мертвыми и покалеченными животными — и голые, израненные холмы, по которым прокатился ато
мный взрыв.
— От непроходимого дубняка, росшего там, ничего не осталось, — вспоминает Геннадий Григорьевич. — А на деревьях, находившихся за пять километров от эпицентра, полностью обгорела листва.
Но самое страшное — это воздействие радиации. В то время солдаты о ней и не слышали, поэтому и не особо тревожились. Они просто не знали, что противогазы, выданные во время учений, от гамма-лучей спасти не могли. И уж тем более не спасала от них гимнастерка. Последствия не заставили себя долго ждать.
— Все тело покрылось сыпью, меня увезли в госпиталь, — говорит Максименко. — Но врачи помочь не смогли.
— А у нас с Толей уже через день после учений голова буквально раскалывалась от боли, — рассказывает Иван Дмитриевич. — И живот прихватило. Есть не могли, ходили кровью. Майор-военврач даже хотел меня комиссовать, но я отказался. Ну как это так: молодой парень, и вдруг из армии выгнали по болезни! Да меня дома девчонки бы засмеяли!
Домой Бедрин вернулся седой, словно дед, но это были только цветочки. Сегодня медицинская карта Ивана Дмитриевича больше похожа на справочник всевозможных заболеваний. Но даже в ней нет диагноза «лучевая болезнь», который в то время не ставили никому. Сами же пациенты никому ничего рассказать не могли, связанные подпиской о неразглашении.
— Слышал раньше, что парень из нашего города рассказал, где служил, — говорит Иван Дмитриевич. — Так его туже определили в психушку.
А тех, кто молчал и молчит до сих пор, становится все меньше и меньше.
— Из сорока пяти тысяч солдат и офицеров, принимавших участие в этих учениях, в живых сегодня осталось около двух с половиной, — поясняет руководитель подразделений особого риска при Омской региональной общественной организации «Союз «Чернобыль» Александр Гробовенко. — А в Омске лишь около сорока.
Тех, кто видел своими глазами, какая она — третья мировая война.