Червонная дама и Пушкин П. И. Заварзину

Общество

Червонная дама и Пушкин П. И. Заварзину

– Тамара Аркадьевна, я хочу предложить вам авантюру.

– Эк удивила! От тебя, авантюристки, разве чего путного дождешься? Ну, чего?

– Предлагаю не предсказать, а предугадать.

Лучшая ворожея мира (по версии Анны Барышевой), а также знахарка, оракул и, чем черт не шутит, ведьма (по той же версии) воззрилась на эту самую версию (то есть на меня) с нескрываемым удивлением.

– А какая разница?

– Я думаю, предсказать – это узнать будущее. А предугадать – это понять, что было в прошлом.

– У тебя был тяжелый день, Анюта, да? Переутомилась…

– У меня был чудесный день, Тамара Аркадьевна! С утречка я познакомилась с замечательным человеком, а после обеда успела написать о нем статью. Поскольку человек – само обаяние, то и статья получилась недурственная. Завтра прочтете. Мой привереда редактор оценил ее на пять с плюсом!

– Ты хочешь, чтоб я на того принца раскинула?

Я рассмеялась громко и заливисто, как идиотка на выданье. Тоже мне, нашла принца! Скорее барон или граф – солидный, уважаемый мужчина лет семидесяти, весь убеленный сединами. Хотя английский Чарльз тоже переросток, ан до сих пор принц, как и его сын-молодожен. Мой герой не королевских кровей, но заслуженный специалист и, кроме своей профессии, увлекается Пушкиным, даже возглавляет местный клуб поклонников гения.

Всё это быстренько поведала обожаемому оракулу.

– Так, – осторожно произнесла Тамара Аркадьевна, чувствуя подвох с моей стороны, – а я тут при чем?

И я ударилась в историю.

Поговаривали, а поговаривал мне лично барон, что Александр Сергеевич, будучи только-только женатым на красавице Наталье Николаевне, увлекся одной великосветской львицей – Долли Фикельмон. На самом деле Дарьей Федоровной, в девичестве Тизенгаузен, натуральной внучкой фельдмаршала Кутузова. А Фикельмон, да еще Долли, она стала по выходе замуж за австрийского посланника графа Шарля Луи Фикельмона, старше ее на 27 лет. Тем не менее, брак их считался счастливым. Правда вот Пушкин…

Барон мне привел цитату из записок Долли Фикельмон: «Поэтическая красота г-жи Пушкиной проникает до самого моего сердца. Есть что-то воздушное и трогательное во всем ее облике – эта женщина не будет счастлива, я в том уверена! Она носит на челе печать страдания… Какую же трудную предстоит нести ей судьбу – быть женою поэта, и такого поэта, как Пушкин!» Как бы она там по-женски ни сострадала, а чувствуется – ревнует.

И это я рассказала Тамаре Аркадьевне, на что получила короткое:

– Ну?

– Австрийское посольство располагалось в Петербурге, на Дворцовой набережной, четыре, где сейчас университет культуры и искусств. Я там, Тамара Аркадьевна, была, когда ездила на стажировку. В этом университете училась моя подружка, она-то меня и провела по закоулкам здания. А попала я туда потому, что захотела увидеть одну аудиторию. Ну, аудитория как аудитория, но в давние времена она была бальною залою и здесь Пушкин вызвал Дантеса на дуэль. И хоть прошла пара веков, а я тревогу почувствовала.

– Фантазистка! – обозвала меня Тамара Аркадьевна.

Я не обратила внимания.

– А еще раньше (некоторые даже называют дату – двадцать второе ноября тридцатого года) здесь же произошло романтическое свидание Пушкина и обворожительной посольши. Правда, в каком помещении, не уточняют. Хотя некоторые говорят, никакого рандеву не было, дескать, это выдумки тщеславного поэта. Мало арапу трехсот любовниц, он еще приписал себе верную и преданную жену австрийского посланника и саму внучку победителя Бонапарта. Вот такие, Тамара Аркадьевна, у нас русофилы!

Ворожея сидела, откинувшись, в своем старинном кресле и видела меня насквозь, словно я была окном, а за моей спиной мело и выло. Обернулась – да, за отдернутой шторой гудела непогода.

– И что ты хочешь?

– Погадать! Было свидание или нет?

– На кого?

– Наверно, на Александра Сергеевича. Источник-то он!

– Вот мужики! Все трепачи, даже если он Пушкин, – Тамара Аркадьевна встала и вышла в другую комнату.

Я сразу догадалась зачем. Как-нибудь обязательно напишу целую статью о хобби гадалки, о ее коллекции карт. И это не те, которые продают в киосках «Роспечати» с изображениями сказочных героев или оперных персонажей, – это самые настоящие старинные карты. Как-то Тамара Аркадьевна мне пояснила: самим картам около шестисот ле
т; 52 карты в колоде – число недель в году, а четыре масти – времена года. Весна – червы, лето – бубны, осень – трефы, а пики – зима. Как зодиак начинается с Овна, так и червы считаются старшими и по-весеннему радостными. Потому именно на зиму, то есть пики, приходятся самые зловещие символы: болезнь, смерть, разлука…

Тамара Аркадьевна раскладывала на столе самый настоящий антиквариат: большие, размером в ладонь, карты с рисунками, каких отродясь не видела. Если обыкновенными картами нельзя гадать больше трех раз в день – устают, то эти явно не брали в руки тыщу лет.

– Чуть ли не восемнадцатый век, – гордо сказала знатная ворожея.

– По крайней мере, ровесницы Пушкина. Кучу бабок за них отдала. Свет мы выключили и сидели при свечах. Атас и балдеж, будто и впрямь старина!

– Поскольку поэта с нами нет, сними ты, Анюта. В робком дрожании огоньков моя левая рука казалась неестественно бледной. Подрагивающими пальцами с неразличимым маникюром я подцепила полколоды и, поскольку гадала не на себя, положила их ближе к Тамаре Аркадьевне. Та смешала их, еще раз перетасовала и стала выкладывать вокруг червового короля, коим мы обозначили Александра Сергеевича Пушкина.

– Ты давай, давай, думай о нем! Представляй… А я что? Только и делаю, что представляю.

– Ага, вот червонный туз, что означает дом, но не его, потому что рядом пиковый, а это уже казенный дом. Ну-ка, Аня, что за свидание в казенном доме, да еще в жилом?

– Элементарно, Тамара Аркадьевна, это же посольство. А там и живут и работают. Что вы, посольств не видели?

– Цыц, экскурсовод. Смотрим далее. Червонная девятка, так тобою, Анюта, любимая, что говорит о свидании. Точно, вот она, красавица дамочка, аж пышет от страсти. Смотри, как бубны падают! Семерка, восьмерка – приятные разговоры и беседы, и вслед десяточка – пылкие надежды. Ай да Пушкин, ай да сукин сын, эвон как вскружил женщине голову! А он-то сам, он что вытворяет, выдает девятку трефей, как сердечную привязанность, а тут и бубновый валет, мол, любовные проблемы одолели.

Я так и представила: сидит Долли Фикельмон в гостиной на канапе, по-домашнему – в пеньюаре с открытыми плечами, а Пушкин над ней, как фламинго, в розовом сюртуке, щекочет пышными бакенбардами. Да что же это со мной такое?!

– Ага, девушка, забирает?! – Тамара Аркадьевна сама млеет. – Ишь ты, гений, через века достает.

Благостные карты сыпались как из мешка. Даже близкая, короткая дорога выпала – шесть бубён, знать, перешли из гостиной в будуар. Девятка бубновая легла на ту же даму…

Но чу! Пиковая семерка – тревога! А за ней заламывающая руки десятка. Не иначе, время проморгали. Хоть и зима, хоть и Петербург, светает поздно – ан, луч!

И крадучись из колоды вылезла пиковая шестерка – поздняя или дальняя дорога. Повела Долли своего Пушкина темными и запутанными коридорами посольства к тайному выходу.

И вдруг навстречу трефовый валет – проблемы! Ну как не верить картам! Я вспомнила, барон рассказывал, влюбленным в каком-то закоулке попался дворецкий и, чтобы закрыть ему рот, Пушкин дал тысячу рублей. А по тем временам о-го-го какая денежка! И точно, не успела Тамара Аркадьевна по привычке щелкнуть колодой, как вот она, миленькая, трефовая десятка – крутые бабки.

Три свечи тихонько догорали, однако жару от них – что от домны. Я сидела мокрая как мышь. И у Тамары Аркадьевны еще тот видок, будто вагон разгрузила. Но обе довольны и счастливы… Всё так и было, ничего Александр Сергеевич не выдумал. А с чего гению врать?

ОмскПресс