Я сидела на стуле, моя нога лежала на втором, тросточка стояла между мной и Тамарой Аркадьевной. Тамара Аркадьевна, как обычно, расположилась за столом напротив.
– Давно костыли оставила? – спросила она.
– Я ими практически не пользовалась, сразу за трость.
– Ты смотри, еще нос задирает! Тебе вообще кирдык светил. Не дай бог, – предсказательница перекрестилась. Я виновато смолкла, словно сама подстроила ту аварию.
– Скажи откровенно, Анюта, ты чего в ту машину полезла? У тебя же служебный автомобиль.
Я, пряча глаза, пискнула:
– Хотела интервью продолжить, уточнить детали. Все ж начальник. Тем более у него «Форд», а у меня задрипанный «Жигуль».
Тамара Аркадьевна осерчала:
– Не ври! Романтики захотелось?! Чего не позвонила? Я накануне на тебя раскинула – всё в точку. Вот они, – карты со щелчком ложились на стол. – Шестерка треф – деловая поездка, король бубей – холостой мужик, а дальше сплошной кошмар! Одни пики: семерка – печаль, девятка – болезнь, и туз – те самые кранты. Еще легко отделалась, – она кивнула на тросточку.
Сидела немая как рыба. Всё так и случилось: он пытался меня приобнять, я вроде не возражала, но тут – бац, откуда-то выросло дерево! Хорошо, что пристегнулась…
Попыталась отпарировать:
– А вы чего не позвонили?
– Ага, дозвонишься… Тебя небось на край земли занесло? Кивнула. Новостройка впрямь находилась у черта на куличках, выехали на задание в пять утра. А там сотовый не брал.
– Этот король бубей хоть раз тебя в больнице навестил?
– Нет, – я вздохнула. – Сразу уехал, он ведь из Москвы…
– Московский гость хуже татарина, – проворчала Тамара Аркадьевна и вдруг воскликнула: – Ого! Слышь, калека, у меня однажды карты подобным образом уже выпадали! Чуть ли не один в один.
Я моментально забыла о своих горестях – вот она, история!
Гениальная ворожея, не отрывая взгляда от стола, полезла в карман цветастого халата, достала сигареты, пыхнула вкусным дымом.
– Как-то судьба свела меня с одной из ваших. Только ты в газете, а она на телевидении. Знаменитая была дама. Жаль, уехала в иные земли внуков воспитывать. Теперь ее никто уж не упомнит. Краток век журналиста, пока светится – всех озаряет, а как уходит – будто экран гаснет. На одном месте дырку вертела: энергичная, умная, а главное, независимая – мужиков в грош не ставила. Любила делать передачи о женщинах и для женщин. Так и я в ее телесети попала.
Тамара Аркадьевна неожиданно громко рассмеялась. Мне показалось, не от веселья, скорее чтобы скрыть смущение.
– Я тогда комсомолкой была, под моим началом целая бригада девчат состояла. Процент на фабрике давали бешеный. Сверкала на экране всеми фибрами. А когда серьезно ворожбой увлеклась, Инна не поверила. Все подтрунивала надо мной, ехидничала, мол, тебе, Тома, надо в партию вступать, а ты с нечистым шашни завела. Правда, ее легкомысленность вскоре прошла…
Тут, естественно, пауза: чай-шмай, обалденные пирожки. И хоть в горле пересохло, чес-слово, не до водопоя. Однако пью, смакую, наслаждаюсь – сама мучаю читателя.
– Вроде бы случайно, вечерком, заглянула ко мне. То да се, в смысле, не желаешь ли, бывшая комсомолка, на производство вернуться, а то с появлением частного капитала все передовики куда-то канули. Нет, Инночка, отвечаю, а сама смеюсь, мое предпринимательство – в моих же руках, и все колоду перебираю. Догадываюсь, неспроста визит. Тут Инна и признается: на сердце, говорит, неспокойно – отправляют в командировку, а по ночам зловещие сны. И на карты указывает, ну-ка, покажи класс, чего добилась на ниве гадания, успокой мятущуюся душу. Меня долго упрашивать не надо. Раскинула, и можешь представить, Анюта, эти самые карты, что и тебе, как из мешка посыпались: дальняя дорога, удар и прочие неприятности. Короче, ни фига я ее не успокоила. Ладно, отвечает, должна лететь на самолете, поплетусь на поезде. И то, поддерживаю, тем более там выпадает бубновый король с приятными хлопотами. Может, наконец утихомиришься. Только фыркнула: знаем мы эти хлопоты, да и королей с валетами навидались… С тем и расстались. Увидела Инну через пару месяцев.
Пирожки сменил медовый корж. Я и так со своей малоподвижностью начала набирать килограммы, но сейчас молчу, уплетаю, слушаю.
– Явилась не запылилась, но тоже, как ты, прихрамывает, только без палк
и. Я на нее – глаза, она на меня еще больше – по чайнику. Ну, Тамарка, орет, ты и даешь! Я-то думала, фуфло, а ты, милая, гений! Еще сомневалась, дура, теперь верю безоговорочно… Достала какой-то сногсшибательный коньяк и, пока мы его приговаривали, поведала… Анечка, может, и мы по рюмочке?
А то ж, от спиртного ноги не пухнут.
Дальше рассказ Тамары Аркадьевны ничем не напоминал мою трагическую историю. Какой-то идиот сорвал стоп-кран, и Инна со всего размаху навернулась с полки. Когда пришла в себя, подумала, померла. Над ней склонился ангел с длинными, по плечам, волосами, с голубыми, полными тревоги глазами, правда, с усиками, а так – натуральное небесное существо. Николай… На ближайшей станции ждала «скорая помощь». Про эту станцию ни Инна, ни тем более Николай прежде не слышали.
– Представляешь, Анечка, он забрал из вагона ее вещи, свои и сопроводил ее в районную больницу.
– А поезд?
– Поезд отправился нагонять упущенное время. Зато он, убежденный холостяк, впрочем, как и все ангелы, не отходил от нее ни на шаг. Пока Инна поправлялась, что-то с неделю, постоянно находился около. Устроил ее в отдельную палату, а сам жил в какой-то каптерке.
– Но как все это воспринимала Инна со своими взглядами?
– А он со своими? Кстати, тоже журналист. Они стали вместе работать и делать одни передачи.
Я задумалась: интересно, а с кем бы я могла вместе писать? Ни черта – мы, газетчики, индивидуалисты.
– Живут люди, живут, – сказала Тамара Аркадьевна, – но вдруг где-то наверху кто-то срывает стоп-кран, и поезд идет по другому расписанию. Они даже ничего не подозревают, и лишь картам об этом все известно.
Я обрадовалась:
– Так может, и со мною…
– Притормози, – цыкнула Тамара Аркадьевна. – С тобой, Анюта, особый случай. Мне кажется, у тебя вообще нет стоп-крана.